Мы беседуем с врачом-онкологом высшей категории, доктором медицинских наук, профессором, руководителем Центра абдоминальной онкологии Казахского НИИ онкологии и радиологии Ергеном Бахчановичем ИЖАНОВЫМ.
— Ерген Бахчанович, что подтолкнуло вас к выбору сложной профессии онколога?
— Начну, наверное, с того, что родился я в небольшом городе Медногорске Оренбургской области. В 1987 году, после окончания средней школы, поступил в Оренбургский государственный медицинский институт, в 1988-м, после первого курса, был призван в ряды Вооружённых сил СССР. Отслужив, продолжил обучение и в 1994 году получил диплом по специальности «Лечебное дело». Вся моя трудовая деятельность связана с Республикой Казахстан, куда мы с семьёй переехали сразу после окончания мной института.
Сомнений в выборе профессии у меня не было никогда. Ещё будучи школьником, я знал, что стану хирургом, и направленно шёл к своей цели. Начинал работать как общий хирург, но в 1997 году волею обстоятельств перешёл в онкохирургию. Для сведущих понятно, что это совершенно новый уровень. Для меня он был определённым вызовом, о котором я ни на минуту не пожалел. В 2000 году защитил кандидатскую диссертацию по проблеме лечения рака желудка.
В то время я работал в Актюбинском госмединституте. В 2003 году получил приглашение на работу в Казахский НИИ онкологии и радиологии в Алматы. В нём продолжаю работать по сей день. В 2010 году защитил диссертацию доктора медицинских наук.
Женат. Моя супруга — тоже выпускница Оренбургского государственного медицинского института, кандидат медицинских наук. Она доцент кафедры терапии Казахского национального медицинского университета. У нас трое детей, но никто из них с медициной не связан.
Основное направление моей деятельности — хирургическое лечение рака органов желудочно-кишечного тракта. Таким образом, могу сказать, что выбор онкохирургии был для меня неслучайным, поскольку позволял развиваться как хирургу.
— Какие революционные достижения в лечении онкологии произошли за последнее десятилетие? Что уже работает, что ожидается?
— Как бы банально это ни звучало, но за последние два-три десятилетия онкология получила очень большое развитие. Наверное, вы знаете, что наша дисциплина включает в себя три вида лечения: хирургию, лекарственное лечение (химиотерапия, иммунотерапия) и радиотерапию. Основные достижения связаны с развитием новых технологий как в диагностике, так и в лечении опухолей. Это и внедрение молекулярных методов исследования, и ПЭТ–диагностика опухолей (позитронно-эмиссионная томография, она же двухфотонная эмиссионная томография, — радионуклидный томографический метод исследования внутренних органов человека. — Прим. «ФЭБ»), и совершенствование хирургических методик лечения с использованием миниинвазивных, навигационных систем оперирования. Это и новые современные методы радиотерапии, и, конечно же, синтез новых лекарственных средств. Вместе с тем проблемы в онкологии ещё далеко не решены. Поэтому я считаю, что наша специальность — это постоянно развивающаяся дисциплина, и основные открытия ещё впереди.
— Джеймс Эллисон из США и Тасуку Хондзё из Японии получили Нобелевскую премию за принципиально новый класс препаратов, мешающих опухоли прятаться от иммунной системы организма. Что это за метод? В Казахстане его применяют? Это дорогое лечение?
— Да, конечно, это открытие американского и японского исследователей, сделанное ими независимо друг от друга, практически перевернуло подходы к иммунотерапии рака. Если раньше онкологи относились к нему с большой осторожностью, поскольку считалось, что иммунопрепараты стимулируют в большей степени саму опухоль, способствуя её прогрессии, то сейчас в арсенале терапевтов появились новые препараты — в частности, пембролизумаб (китруда), который показал высокую эффективность в лечении прежде всего меланомы. В настоящее время расширяются показания для применения этого препарата. Авторами выделен белок в клетках иммунной системы, который тормозил противоопухолевую активность препаратов. Учёные доказали, что устранение этого «тормоза» способствует прямому противоопухолевому действию лекарственных средств.
В нашей республике активно проводится лечение данным препаратом. Но, к сожалению, оно весьма дорогостоящее, хотя сегодня показания для применения китруды значительно расширились.
— В России лечение онкобольных осуществляется по государственной программе, и они получают лекарства бесплатно. А как лечат больных раком в Казахстане? Какая паллиативная помощь им оказывается?
— Онкология в Казахстане, как и в России, отнесена к категории приоритетных направлений медицины и до недавнего времени полностью финансировалась государством. Последние несколько лет у нас в стране набирает обороты страховая система здравоохранения, и сейчас все пролеченные случаи оплачиваются Фондом обязательного медицинского страхования (ФОМС). При этом любой вид лечения пациенты получают совершенно бесплатно.
Системы здравоохранения в Российской Федерации и Республике Казахстан в целом схожи. У нас также существует выстроенная вертикаль от кабинета районного онколога до Республиканского онкологического центра. Паллиативная помощь пациентам оказывается на всех уровнях онкологических организаций, в том числе в хосписах, которые имеются во всех областных центрах республики. Кроме того, мы имеем вновь созданную структуру мобильных онкологических бригад, финансируемую из госбюджета. В любое время дня и ночи бригады выезжают на вызовы пациентов.
— Сколько заложено средств на одного онкобольного в системе государственной социальной помощи в Казахстане?
— Как я уже сказал, лечение наших пациентов финансируется ФОМСом. Каждый пролеченный случай оплачивается на основании клинического протокола. То есть для рака пищевода одна сумма, для рака кожи — другая и так далее. В целом покрываются все расходы.
— Вы возглавляете Центр абдоминальной онкологии в НИИ, являетесь автором большого количества патентов на изобретения. Как может больной попасть в экспериментальную группу вашего центра, чтобы получать новейшее лечение?
— Прежде всего, я не пожелал бы никому стать пациентом любого онкологического учреждения, поскольку это не только физические, но и психоэмоциональные страдания, с которыми не каждый в силах справиться. Но уж если кого-то постигла эта участь, то любой гражданин Казахстана может стать участником клинического исследования. Кстати, научные исследования у нас в стране финансируются государством в рамках грантов министерства образования и науки, программно-целевого финансирования. Есть также спонсорское финансирование фармкомпаний.
— В США и Японии большой прогресс в снижении смертности произошёл после введения скрининговых программ, когда определённые группы населения поголовно проверяли на онкологию. Есть что-то подобное в Казахстане?
— Очень важный вопрос. К сожалению, мы ни в России, ни в Казахстане не можем похвастаться высоким уровнем раннего выявления злокачественных новообразований. Ни для кого не секрет, что более 60 % опухолей в наших странах выявляется в распространённой или запущенной стадии. Мы уже касались вопроса высокой стоимости современных методов лечения, прежде всего дороговизны современных химиопрепаратов. Так вот, лечение онкобольного на первой и на третьей стадии одного и того же заболевания разнится на несколько порядков в финансовом выражении. В нашей республике с 2008 года работают скрининговые программы по раку шейки матки и раку молочной железы, а с 2012-го — по раку пищевода и желудка, колоректальному раку, раку простаты и печени. Но есть одно но! Скрининг — это, прежде всего, двусторонний процесс. Мало стремления медицинских работников и государства обезопасить человека и дать ему шанс на жизнь — тут должна быть обратная адекватная реакция населения. Я бывал и в Японии, и в Корее — странах, где скрининг привёл к беспрецедентным показателям раннего выявления злокачественных опухолей. Там у людей даже не возникает мыслей о том, что скринингом можно пренебречь. К сожалению, такой самодисциплиной мы не отличаемся…
— Вам пришлось лечить отца, вы сделали ему сложнейшую операцию. Эмоционально это было тяжело? Как он сейчас себя чувствует?
— Немного неверно. Вы, наверное, знаете, что существует негласный закон среди хирургов о том, что нельзя оперировать близких родственников. Моего отца оперировали мои ученики, и это действительно была очень сложная операция на фоне выраженной сердечной сопутствующей патологии. К счастью, всё в порядке. После операции минуло более четырёх лет, у отца всё хорошо, недавно он отпраздновал 75-летие. Трудно ли было в эмоциональном плане?.. Скажу лишь, что у меня прибавилось седых волос.
— Известно, что в советское время в Казахстане проводились ядерные испытания. Как влияет радиация на уровень онкозаболеваемости?
— Это один из главных факторов развития онкозаболеваний. Вы знаете, что на Семипалатинском ядерном полигоне многие годы проводились испытания страшного оружия. До сих пор, спустя почти 30 лет после закрытия полигона, этот регион — один из лидеров по онкозаболеваемости в нашей стране. В Японии я был в Нагасаки, стажировался в онкологической клинике. Уровень онкозаболеваемости в этом городе — один из самых высоких в Стране восходящего солнца. Причину, я думаю, указывать не имеет смысла.
— Американский журнал «Форбс» составил рейтинг российских вузов, оценив их по качеству образования, востребованности выпускников и по присутствию в ведущих зарубежных рейтингах. В топ-100 попали 14 медицинских вузов, и на шестом месте среди них — Оренбургский государственный медицинский университет. Вы его выпускник. Вспоминаете учителей? Кого можете назвать своим непосредственным наставником?
— Прежде всего хочу поздравить всех людей, имеющих отношение к нашей альма-матер, с этой действительно очень высокой оценкой. Представляю, какая большая работа была проведена руководством, всеми сотрудниками университета! Прошло около тридцати лет с момента окончания мной института, поэтому имена некоторых преподавателей уже забыл. Но поскольку я оканчивал субординатуру по хирургии, то помню нашу кафедру хирургии № 1, которая базировалась в 1-й городской клинической больнице. Возглавлял её Геннадий Андреевич Гавриленко. Непосредственным куратором нашей 613-й группы был в то время доцент, а позже профессор, заведующий кафедрой Валерий Семёнович Тарасенко. Золотые были времена!..
— Как повлияла на работу вашего онкоцентра ситуация с пандемией коронавируса и самоизоляцией?
— Являясь онкологическим учреждением, мы не можем быть ни инфекционным, ни провизорным ковидным центром. Тем не менее пандемия повлияла на деятельность института: это и ограничения для пациентов, и соблюдение санитарно-эпидемиологических мер, и многое другое. В целом на протяжении пандемии практические врачи всегда на передовой, и мы не исключение. Дистанционно операции пока не научились проводить…
— В России в сентябре пройдут выборы в Госдуму. Вы следите за предвыборной кампанией в нашей стране? Что бы предложили законодателям для улучшения онкоситуации?
— Я достаточно далёк от политики — в отличие от моего отца, который до сих пор активист выборных кампаний. В Российской Федерации очень мощная онкологическая служба, в том числе Национальный медицинский исследовательский центр радиологии, возглавляемый профессором Андреем Дмитриевичем Каприным. Уверен, что у него достаточно тесный контакт с законодателями.
Беседовала Раиса СУЛЕЙМАНОВА
Фото из личного архива Ергена Ижанова
